У Ларка по-прежнему кружилась голова, когда он думал о том, что на головокружительной скорости летит через безвоздушное пространство. В отличие от Сары он никогда не мечтал о том, чтобы покинуть Джиджо. Ведь его дело — изучать огромное разнообразие жизни этой планеты. Только война и хаос смогли оторвать его от этого дела. И лишь растущая страсть к Линг компенсировала утрату и отчужденность.

А теперь Линг не рядом с ним. Он чувствовал себя так, словно ему ампутировали что-то жизненно необходимое.

Он смотрел на дисплей — черную протяженность с отдельными точками-огоньками — и чувствовал страх перед этими невероятными масштабами. Здесь Джиджо затерялась бы как пылинка.

В центре устойчиво горела одна точка — Ларк предположил, что это джофурский дредноут. А большой, словно сплетенный из нитей шар в нижнем левом углу, должно быть, гигантская звезда. Но рядом не было знающей подруги, которая могла бы интерпретировать увиденное, и поэтому Ларк не понимал, что означают другие объекты, перемещающиеся по схеме. Вспыхивали символы на галдва, но у него не было опыта их интерпретации.

Он в раздражении уже хотел отвернуться, когда заметил кое-что еще.

Эта большая точка, вот здесь, рядом со звездой… она как будто направляется прямо к нам.

Интересно, дружественно ли она настроена.

ЭМЕРСОН

Ничто не может быть более естественным или знакомым, чем взгляд на звездную карту. Все равно что смотришь на собственное лицо в зеркале.

И даже более знакомое, потому что Эмерсон провел головокружительный год на примитивной планете, глядя на свое отражение в полированном металле и гадая, кто это смотрит на него в ответ, с этой зияющей раной над одним ухом и с изумленным выражением в глазах. Даже собственное имя было для него тайной до последних нескольких недель, когда начали возвращаться отрывки прошлого.

…отдельные воспоминания об удивительной Земле, о молодости, проведенной в целенаправленной подготовке, с решимостью, которая поражала его родителей, в стремлении подчиниться сверкающему соблазну пяти галактик.

…о его жизни в качестве инженера, превосходная подготовка которого позволила ему вести корабль между загадочными складками пространства-времени.

…о соблазне приключений, о дальнем полете со знаменитым капитаном Крайдайки, о предложении, от которого невозможно отказаться, даже зная, что это означает пролететь между челюстями Аида.

Все это и многое другое вернулось, когда Эмерсон узнал, как побеждать страшную боль, которая держала в плену его память, и стал возвращать все больше отнятого.

Но не лучшую часть. Не могучую силу речи. Не тот поток слов, который смазывает любую мысль и позволяет ей уноситься в изящной лодке синтаксиса. Без речи его сознание пустынно, оно опустошено агнозией — утратой способности распознавать образы, опустошено так глубоко, как глубока зияющая рана у него в левой части головы.

Но теперь Эмерсон знает, что его искалечили сознательно. Это такое страшное зло, что он едва способен осознать его границы и понять, какова должна быть месть за это.

И вдруг, непрошеное и неожиданное, это произошло снова. Какая-то смесь разума и эмоций привела к резкому повороту внутри, высвободив внезапный поток. И он вообразил оболочку из мягких звуков, которые гладят скорее кожу, а не уши. Эхо, которое он скорее чувствует, чем слышит.

Эмерсон слегка улыбнулся, когда прорвалась эта ода на тринари — прорвалась, используя соединения его искалеченного мозга, которых злобные Древние не коснулись своими ножами. Подобно стонущей мелодии Великого Спящего, ода резонировала целиком, тонами китовой мудрости.

И все же он знал, что это обещание — непрочная соломинка. Вряд ли она может служить основанием для надежды. Как будто вселенная даст ему возможность отомстить! Жизнь редко бывает такой уступчивой. Особенно по отношению к слабым, измученным и преследуемым.

Тем не менее Эмерсон был благодарен этой своей странной способности к поэзии. Это хоть и не инженерный жаргон, зато тринари отлично приспособлен для передачи иронии.

Через широкое прозрачное окно он наблюдал, как дельфины мечутся взад и вперед, мощными ударами плавников продвигаясь в заполненном водой командирском мостике «Стремительного», оставляя за собой следы в шипящей, перенасыщенной кислородом воде. Другие дельфины располагались в похожих на стойки боевых позициях, их гладкие головы окружены воздушным куполом, а невральные кабели соединяют их большой мозг с компьютерами и отдаленными инструментами.

Прозрачная панель дрожит под его пальцами, передавая сонарные щелчки и стремительные инфовзрывы с противоположной стороны. Музыка совместных усилий. Симфония мастерства. Это лучшие члены отборного экипажа. Элита Tursiops amicus. Гордость земной кампании Возвышения, отобранные и подготовленные покойным капитаном Крайдайки, непревзойденные пилоты.

Лейтенант Тш'т уверенно принимает решения и отдает приказания команде на мостике. Рядом с ней лежит окруженный кабелями главный пилот Каа, его челюсти раскрыты, а запавшие глаза закрыты. Он всплескивает плавниками и ведет корабль так, словно это продолжение его тела. Каа помогают тридцать миллионов лет развития инстинктов — интуиции, накопленной с того времени, как его далекие предки покинули сушу ради жидкого царства трех измерений.

За Эмерсоном находится ситуационное помещение, оно тоже полно движения. Здесь дельфины перемещаются на роллерах или в установках для ходьбы — машинах, которые позволяют им проворно передвигаться по суше и делают их туловища еще более громоздкими по сравнению с двумя стройными двуногими. И тем не менее именно эти два человека руководят всей лихорадочной деятельностью. Две женщины, у которых была совершенно разная жизнь, пока обстоятельства не свели их вместе.

Две женщины, которых Эмерсон любит, хотя никогда не сможет сказать им об этом.

Гудение двигателей меняет тон; Эмерсон чувствует, как корабль резко тормозит, пытаясь вписаться в гиперболическую орбиту, огибающую далекую гигантскую звезду, меняет курс для осуществления еще одной отчаянной догадки Джиллиан Баскин.

За одну из предыдущих таких догадок Эмерсон дорого заплатил в том огромном, сложно устроенном месте, которое называется Фрактальный Мир, в царстве ледяных сосулек, самая маленькая из которых шире планеты. Но он никогда не сердился и не винил Джиллиан в ее ошибке. Кто еще смог бы три года сохранять свободу «Стремительному», уходя от армад десятков фанатичных союзов? Он лишь сожалел, что его жертва оказалась напрасной.

Но прежде всего Эмерсон хотел помочь ей сейчас. Спуститься вниз, к этим гудящим моторам, и помочь Ханнесу Суэсси извлечь максимум псевдоскорости из натруженных гравистаторов. Но повреждения его мозга слишком велики. Изуродованная кора головного мозга больше не в состоянии понимать смысл символов на горящих экранах, и он может руководствоваться только осязанием и инстинктом. Товарищи были добры к нему, давали ему легкие задания, но он вскоре понял, что ему лучше не мешать им.

Во всяком случае, Сара и Джиллиан что-то задумали. Ситуационная комната охвачена напряжением, обе женщины о чем-то спорят с вращающимся привидением машины Нисс.